Семь дней и семь ночей не спал, не ел — гнался за соболем охотник Перко. Соболь бежал в густые перховники¹ — Перко за ним шёл. Соболь затаивался за болотными кочками — Перко и тут выслеживал его. Соболь уходил в многолетний кедровник — Перко тоже за ним. На восьмой день след привёл охотника Перку в дремучий, непроходимый урман, где во все века жил Вор-Хум — Леший со своей Лешачихой.
Смотрит Перко-охотник: весь снег покрыт звериными тропами. Поднимет голову — везде на деревьях видны гнёзда: посмотрит под деревья — всюду выходы и входы в норы и норки. Обрадовался Перко, решил костёр развести да вскипятить чай. Спустился к речке, пробил во льду лунку, чтобы набрать воды, а в лунке рыбы густо, как в котле. И решил Перко тут устроить своё кочевье.
На крутом берегу речушки Них Я — Черёмуховой речки — срубил Перко-охотник лиственничную избушку — вор-кял и поселился в ней с сестрой Пеклой. Прозрачная, вкусная вода Них Я, с привкусом смородины и брусники, Пекле тоже понравилась.
Ловкий, смелый Перко как свою ладонь узнал урман и повадки зверей. Всегда Перко возвращался к очагу-чувалу с богатой добычей.
Вор-Хум сердился. Сердце у него чернело от зависти, что Перко много добывает разных зверей.
— Я — хозяин! Один хочу зверовать! Прогоню из своего урмана Перку. А захочу — пущу на Перку чёрный огонь. Захочу — превращу его в пустой чёрный пень!
С тех пор изо дня в день принялся Леший изводить Перку-охотника, выживать из урмана.
Однажды возвращался Перко с богатой добычей. На лёгких санках-нартах по узкой тропе тащил за собой охотник сохатого. Увидел его Вор-Хум, и выросла посреди тропы огромная ель — не обойти. Остановился под елью Перко, а Вор-Хум обернулся плотной кухтой²—снегом-инеем и тяжёлым сугробом обрушился на охотника, засыпал его с головой.
Долго выбирался из-под снега Перко, а Вор-Хум превратился в большую Чёрную Птицу с Железным Клювом — Керняльп Люль-Вуй. Взмахнула огромными крыльями злая птица, присела на лосиную тушу, железным клювом и когтями разодрала мясо, проглотила, а кости раскидала по лесу.
—Ай-е! Астюх! — воскликнул Перко-охотник. — Да что это, точно холодной водой меня кто-то облил и руки мне застудил. И я не успел стрелу пустить в Чёрную Птицу с Железным Клювом.
Вернулся Перко с пустой нартой.
В другой раз возвращался Перко с добычей. Увидел его Вор-Хум, превратился в Выскоря — вывернутый пень и забрался под нарту. Ожили длинные корни, превратились в корявые пальцы-крючки; бороздит, цепляется Выскорь³ за каждую снежинку, за сугроб, за каждый сучок и скрытый пенёк хватается Выскорь.
Перко тянет на себя нарту, а нарта ни с места,словно пристыла к снегу. Маялся маялся Перко, совсем силы потерял.
—Ай-е! Да что же это?! — подумал вслух Перко. — Дай-ка переверну нарту вверх полозьями. Мороз крепкий, а снеглипнет, с места нарту не стащишь!
Перевернул Перко нарту и принялся изо всех сил бить палкой по полозьям. Три раза... пять... потом ещё семь раз ударил и услышал страшный крик:
—Аю-аю! Ой, больно, больно мне.
Потом увидел Перко, как из-под нарты вывернулся Выскорь-Люльив°, со стоном пополз в сторону и быстро-быстро, на глазах, зарылся в глубокий снег. Перко бросился за Выскорем, да не отыскал, а из-под снега слышалось, как Вор-Хум — Леший тоненько поскуливает:
—О, больно мне!
— Белые Светы! — удивился Перко. — Не иначе, как Леший в тот Выскорь обернулся. Пусть ещё раз в кого обернётся, сразу поймаю.
— Не справиться мне с Перкой! — пожаловался Вор-Хум.
Подумала Лешачиха и говорит:
Перко-охотник целыми днями пропадает на охоте. Сестра его, красавица Пекла, остаётся дома одна. В одиночестве всегда приходят страшные мысли. Надо замутить ум Пеклы.
— Как замутить ум Пеклы?— не понял Вор-Хум.
— Ты разве не знаешь древних законов манси, Вор-Хум? Разве ты не знаешь, сколько древних запретов у женщин-манси? Надо направить мысли Пеклы на запретное. Раз нарушит запрет, два нарушит, а на третий раз Перко её выгонит и сам уйдёт.
А Пекла часто оставалась одна. Переделает все дела, присядет у огня и думает: «Тяжело мне одной из леса дрова носить, воду из Нихьи таскать, глину доставать и чувал поправлять. Трудно пушнину выделывать, кожи мять и одежды шить, мясо сушить, рыбу вялить».
Задумается Пекла и незаметно для себя запоёт:
Был бы сын у меня —
В платок бы его завернула,
К груди прижала,
Ручонки согрела,
Вкусную сурвяку
Из муки, рыбьего жира и брусники
Ему бы сварила,
Спать бы его положила
И песней своей бы накрыла...
Вор-Хум тут и принялся ум Пеклы мутить. Возле избы Перки высоко над землёй,на четырёх срубленных соснах, стоял священный шайтанский амбар, где на полках покоились Акынь — идолы, божки, что приносят счастье и удачу на охоте. На стенах амбара висели жертвенные нагрудники, украшенные бисером, золотыми и серебряными пряжками, огромные цветные шали с длинными кистями, с крошечными шеркунцами-колокольчиками на концах кистей. Под страхом смерти древние законы запрещали женщине ходить в священный амбар и трогать жертвенные вещи.
Со всех четырёх сторон несётся шёпот:
— Иди, иди, Пекла, в шайтанский амбар, примерь, примерь, Пекла, жертвенные халаты, шали и нагрудники...
— Ой, кто это мутит мой ум?— испугалась Пекла, бросилась к двери, закрыла на запор, а голос всё настаивает, зовёт её в амбар.
Громко запела Пекла песню, заплясала, притопывая звонко, чтобы заглушить, отогнать страшные думы. На другой день снова услышала шёпот:
—Пекла, свари оленью голову, попробуй хоть раз запретное.
Не помнит Пекла, как сварила оленью голову, достала её, поставила чашку с головой на стол и принялась есть. Дверь заскрипела,и послышался противный голос:
—Ай-е-е, Пекла! Одна ты ешь! Почему? Отчего ты меня не приглашаешь?
—Если пришёл — садись за стол! — ответила Пекла.
Повернулась она к двери и увидела на пороге своей избы маленького сморщенного Старика Длиной с Зайца — Анщих Сисьва Пялт. Он уже переступил на седьмую половицу, а уши его ещё на пороге. Старик Длиной с Зайца сел за стол, притянул свои
уши к себе и кинул их на лавку. Пекла перестала жевать.
—Астюх! Холодно мне! — прошептала она. — Что это за нечистый дух?
А Старик Длиною с Зайца схватил оленью голову и впился в неё острыми зубами. Губа верхняя у Старика разошлась надвое, одна потянулась к левому уху, другая — подпрыгнула к правому. Вместе с костями проглотил голову, облизнулся и отёр губы и руки длинными ушами. Встал из-за стола, тряхнул ушами так, что снег с крыши осыпался, взял с полки санквалтап—семиструнный лебедь и заиграл. Запели весенними птицами струны, закружилась голова у Пеклы, ноги сами понесли девушку в пляс.
О, как плясала Пекла! Как бабочка над нежными цветами, как комарик перед дождём. Плясала, плясала. Упала Пекла.
Проснулась утром — ничего не помнит. Хочет руку поднять — тяжела, как камень. Хочет встать — не может, тяжелы ноги, словно вросли корнями в землю. День лежит — не шелохнётся, два лежит — не шевельнётся. Хочет пить — до воды не дотянуться. Заплакала Пекла:
— Торум Вайлын, ты видишь меня, Свет Небесный? Ты видишь меня, Белый, Светлый День! Ай-е! Великий Шайтан! Почему ты не дашь мне сына, Великое Небо?! Ты видишь, некому воды подать.
Но Великое Небо молчало.
Поднялась Пекла, пошла в лес и принялась собирать хворост. Принесла вязанку и бросила её у чувала. Мёрзло ударился и хрустнул хворост, рассыпался, и услышала Пекла голосок:
— Ой, больно! Почему, мама, ты меня ушибла?
Испугалась Пекла, задрожала.
— Сюкум, согрей меня.
К хворосту низко наклонилась Пекла и увидела на сухой ветке зелёную-зелёную почку. Осторожно взяла её в ладони Пекла, задышала тепло и прижала к груди. Почка развернулась, и Пекла увидела мальчика с оленье ушко.
—Сыночек мой! Ты совсем крохотный — с оленье ушко.
Завернула Пекла сына Ондрэ в яркий, как ягодник, платок, разожгла огонь, приготовила самое лучшее лакомство — сурвяку. Накормила Ондрэ,убаюкала и за чувал спать уложила.
Вернулся с охоты Перко и не узнал сестру.
— Исюм! Что с тобой? Весела, красива, словно весенний цветок!..
— Нет, Перко! Я такая как всегда.
А Сынок с Оленье Ушко рос день ото дня, вырастал на глазах и наполнял силой и здоровьем Пеклу.
И вновь принялся Вор-Хум туманить ум Пеклы, опять подговорил Старика Длиною с Зайца погубить её.
Сварила Пекла оленью голову, стала есть её, и задрожала земля, и снова появился Старик Длиною с Зайца, вырвал из рук Пеклы голову и проглотил с костями. Но не успел он заиграть на санквалтапе, выскочил из-за чувала Ондрэ — Сынок с Оленье Ушко, схватил стрелы и натянул боевой лук Перко. Пронзила насквозь стрела Старика Длиною с Зайца. Взял его Ондрэ за длинные уши и далеко забросил в урман, чуть не зашиб Вор-Хума. Обрадовалась Пекла — растёт защитник. Обняла она Ондрэ и сказала:
—Принёс ты мне радость, сынок. Только боюсь я: вернётся с охоты дядя твой — Перко — и рассердится. Не велит мне закон иметь сына. Вдруг рассердится Перко и уведёт тебя в лес? Как он вернётся, ты сиди тихонько за чувалом и не показывайся.
Вернулся Перко с охоты, сидит за столом, а Пекла суетится, прячет глаза, просит прощения:
— Брат мой, прости, не сумела наловить крупной рыбы, поешь сегодня мелкую. А завтра добуду... — не успела договорить, как за дверью услышала голос Ондрэ:
— Мама... мама, открой двери. Спускался я в прорубь, и смотри, рогатую щуку поймал!
Испугалась Пекла, выбежала на улицу, выхватила из рук сына огромную рогатую щуку, что приносит в дом голод и тяжёлые болезни. Пекла далеко забросила рыбину,завернула Ондрэ в свою шубу и незаметно пронесла за чувал.
— Исюм, младшая сестра моя! — Перко сделал вид,что ничего не слышал, ничего не видел. — Кто это постучал в нашу дверь?
— То ветер играет, прилетел, постучал и улетел, — ответила Пекла. — Ложись спать, брат, я сон твой поберегу.
Улыбнулся Перко и заснул.
...Растёт Ондрэ быстро, скоро не уместится за чувалом. А Пекла не знает, как ей быть: что брат решит, когда увидит Ондрэ?
Усталый вернулся Перко, бросил в угол связку беличьих шкурок.
— Как охота, брат? — закружилась вокруг него Пекла. — Садись, раздену, разую тебя.
Посадила брата за стол, а лучину не зажгла, жарник не засветила.
Удивился Перко:
—Ты почему, сестра, огонь не добыла?
—Берёзовый лучины не нащепала, а сосновая чадит шибко.
Не успел Перко ответить, как в дверь постучали и голос раздался:
—Мама, мама!.. Открой дверь, я берёзовое полено принёс тебе на лучину!
Испугалась Пекла, выбежала за дверь, хотела вырвать из рук Ондрэ полено, да не смогла. В темноте затолкнула мать сына за чувал.
Усмехнулся Перко-охотник.
— Сестра,— обратился к ней Перко,— зажигай сосновую лучину, пускай чадит. Мне бродни нужно латать — прохудились.
Взмолилась Пекла:
—О, Белый, Светлый День, когда же ты наступишь? Что за нужда при лучине бродни чинить? Что за нужда тебе глаза слезить? Наступит утро — в светлости и залатаешь.
Настежь распахнулась дверь. Вбежал в избу Ондрэ, засунул руку за пазуху, яркую звезду достал и положил на стол. Тесно свету в избе охотника, Перко и Пекла глаза ладонями закрыли.
— Сынок Ондрэ! Накинь платок на этот яркий свет, а то выжжет он в глазах свет дневной!
— Дядя мой, Перко, мать моя, откройте глаза, к свету быстрее привыкаешь, чем к тьме.
Открыл глаза Перко, засмеялся свободно и радостно:
— Исюм, сестра моя, мы станем жить совсем по-иному, чем жили наши предки. Сын твой, Пекла, мой племянник, пусть станет и моим сыном. И Ондрэ будет жить иначе, если он с малых лет не к костру жмётся, а звёзды достаёт с небес.
— Ты научи его всему, что должен знать и уметь мужчина,— попросила Пекла.
— Да! — ответил Перко. — Он станет Великим Охотником. И Перко-охотник научил Ондрэ делать лыжи-снегоступы, оперять острые стрелы, туго натягивать тетиву верного лука, раскрывать потаённость звериного следа, великую мудрость леса.
Вырос Ондрэ, каждый день проводил в лесу. Слышал, как просыпается лес, как гудят соки в стволах кедров, как медленно нарастают кольца, словно из сердцевины разбегаются волны. Соболя и белку он не сбивал стрелой, а снимал рукой с дерева. А лося он валил, схватив за рога, и на бегу догонял волков.
Вор-Хум и Лешачиха уходили всё глубже и глубже в урман, а тот светлел, очищался от духов, от буреломов. Очищал лес и реки Ондрэ, и лес здоровел, отдавая здоровье всему живущему.
Узнали манси с Конды и Сосьвы, что Ондрэ высветил урман, и стали заселять его. А защищал их от всех бед сын Пеклы Ондрэ — Сын с Оленье Ушко.
¹ Перховник – кустарник, густое мелколесье
² Кухта – снег на ветках
³ Выскорь – злой лесной дух, похожий на вывороченный пень с длинными корнями
° Люль – плохой, дурной.
Назад в раздел
