Величие России зависит и от нас…

Сегодня Юлия Юшкова-Борисова предлагает для читателей «Финно-угорской газеты» социально-философские заметки, появившиеся в свет на основе наблюдений и размышлений в ходе её участия в одном из международных конгрессов финно-угорских народов. Автор заметок, безусловно, не претендует на абсолютную истину в своих суждениях. Возможно, что после этих публикаций кто-то из читателей газеты тоже выскажется по ряду проблем, обозначенных Юлией Юшковой-Борисовой. И редакция будет благодарна всем, кто откликнется на её заметки.

Почему сиротеют этносы?

Русские историки Российского государства за истину полагали происхождение русской нации от смешения племен. Прежде всего, славянских, финно-угорских и балтских. Обилие финно-угорской топонимии на всей территории России свидетельствует в пользу этого тезиса. Получается, что финно-угорские народы России – не просто ее составляющая, они ее основной ингредиент. Если Россия – сыр, то они молоко, если Россия – платок, то они нитка, если Россия – забор, то они дерево.

Те части финно-угров, которые по причине своего отдаленного проживания или дурного характера не были вовлечены в процесс создания русской нации, остались самостоятельными народностями. В нации они оформиться не сумели, но об этом позднее.

В силу этой взаимоидентичности финно-угры, с одной стороны, похожи, очень похожи на русских, с другой – нет, как нитки не похожи на платки. Но если завтра закончатся финно-угорские культуры вследствие окончания жизни финно-угорских этносов, русская нация осиротеет?

 Великое смешение племен, положившее начало русской нации, продолжается до сих пор. Финно-угры продолжают быть демографическим источником русской нации. Дети от смешанных браков русских и финно-угров, да и просто городские, считающие русский язык родным, и чистокровные финно-угры записываются русскими.

А как иначе объяснить мордовский феномен? По данным переписи 2002 года численность мордвы уменьшилась с 1989 года на 21,4%. Это при том, что сама Республика Мордовия и граничащие с ней территории, на которых проживает мордва, не относятся к зоне экономических бедствий, а скорее, на общероссийском фоне, наоборот. Не думаю, что это означает, что за указанный период умер каждый пятый мордвин. Может, каждый пятый решил считать себя русским?

У меня нет данных по всем финно-угорским регионам, но результаты комплексного социологического исследования, проведенного нижегородским экспертным центром «Мера» летом 2004 года в Республике Коми, подтверждают мои догадки. До половины молодых людей от общего числа имеющих коми корни, считают себя русскими. Причем то же самое происходит и по отношению к корням других этносов – белорусов, украинцев и немцев. Чистокровный белорус, рожденный в Республике Коми, считает себя русским. Может быть, если эта тенденция распространяется на всю Россию, этим объясняется (наряду с миграцией) сокращение названных этносов за период между переписями почти на треть.

Это говорит о том, что, во-первых, сам русский этнос переживает на самом деле гораздо большие демографические проблемы, чем показала перепись (сокращение на 3,3%). Во-вторых, у него в самое ближайшее время могут исчезнуть и эти демографические резервы. При таких темпах сокращения численности украинцев, белорусов и немцев в России осталось на две переписи, мордвы – на четыре.

К тому же ассимиляционные возможности русского этноса не безграничны. Тем более они подтачиваются низкой рождаемостью, собственно, русских. При высоких темпах ассимиляции могут нарастать региональные отличия, что в конечном счете может разорвать этнос. Уже сейчас архангельский помор и ростовский казак, русские по документам и языковой основе значительно разнятся антропологически и культурно, но еще могут найти общие взгляды в нравственной базе. В будущем же могут сложиться такие региональные общности, как официально русские, которые ни по антропологическим, ни, самое главное, по культурно-нравственным характеристикам русскими являться не будут. Взаимодействие русских с «русскими» в этом случае не будет защищено от конфликтов изначальным признанием их этнических особенностей. Договориться им между собой, особенно по политическим вопросам, часто определяемым культурно-нравственной базой, будет практически невозможно. Никто не поверит, что их не понимают не нарочно.

Между тем существующие демографические проблемы России осложняются наличием больших природных ресурсов на территории страны. Перед населением стоит не просто задача сохранения себя, а еще и удержания своей территории, являющейся привлекательной для этносов, базирующихся на территории других государств.

Это становится государственной проблемой. Если у государства не хватит людских ресурсов заселить территорию, богатую природными ресурсами, то рано или поздно эта территория отойдет государству, обладающему этими людскими ресурсами, или под его протекторат.

Здесь имеет смысл обозначить ложность посылки, бытующей среди финно-угров, что их уход с исторической арены будет выгоден российскому государству. Физическое сокращение численности угро-финских этносов лишит у населения значительную часть территории, в большинстве своем (исключение составляют некоторые территории мордвы и мари) мало пригодной для проживания других народностей. Территории Крайнего Севера и даже приравненная к ним таежная зона требуют населения, имеющего генетический опыт адаптации к особенностям климата. Неадаптированное население, работая в таких зонах, преждевременно теряет трудоспособность и, самое печальное, способность к воспроизводству здорового потомства. Для адаптации же требуется минимум двенадцать поколений.

При нынешнем грустном положении с рабочей силой в российском государстве непростительной тратой самого ценного сейчас людского ресурса были бы попытки заселения неблагоприятных территорий перемещенным населением, в то время как «безлюдеют» территории Центральной части России, более пригодные для жизни.

Другое дело, что для корпораций, добывающих природные ресурсы на территориях проживания угро-финских этносов, местное население – явная и досадная помеха, и его отсутствие значительно облегчило бы им жизнь и уменьшило расходы. Однако следует разделять интересы корпораций и интересы российского государства. Они могут совпадать лишь частично и только в краткосрочной перспективе. Да, сегодня государство нуждается в нефтедолларах, но завтра и всегда оно будет нуждаться в законопослушных и работоспособных гражданах. В конце концов, государство как общественный институт на то и придумано, чтобы «утрясать» интересы и требования различных социальных групп.

Немного о душевном состоянии российского народа, финно-угров в том числе. Не может быть великого государства, обладающего всеми технологиями, армией, огромной территорией, и в тоже время, с народом мелким, больным, бедным и пьющим, вымирающим, ворующим и матерящимся. Никакая территория, запредельная высота ВВП, технологичная промышленность не способны вернуть ощущение величия, как неспособен мелкий душою народ всего этого достичь. Россию двадцатого века населяли люди, источником самодоверия которых были любовь к тому месту, где они выросли и к народу, с которым они выросли. У нас было действительно много людей, способных на смелые поступки, стоявшими выше соображений личной и семейной выгоды. От поступка к поступку они и делали страну великой.

Известно, что физическое большинство финно-угров проживает за пределами РФ. Это наиболее многочисленные венгры, а также финны и эстонцы. Однако значительная часть финно-угорских народов проживает на территории России. Наименьшая – в Швеции и Норвегии. Численность народа, конечно, имеет значение, но гораздо более важна численность культур. На территории России двенадцать основных финно-угорских культур, потому Россия является базовой финно-угорской страной. Во всяком случае, этих культур в других странах нет и как нет других стран для этих культур, потому как они – суть ее природы и истории.

Я хочу предложить своим финским и угорским родственникам перестать считать себя меньшинством, то есть перестать сравнивать себя. Сосредоточиться на себе, а не на других. На том, что мы имеем и хотим иметь в дальнейшем – материальную и духовную культуру (язык и искусство), автономные территориальные образования. В конечном итоге численность народа важна лишь для сохранения его генетического потенциала и для удержания территории, которую он занимает. Пока что речь об этом, Слава Господу, не идет. Для сохранения культуры достаточно и сотни человек, но у этих людей должно быть желание и мотивировка.

Я открою страшную тайну. В глубине души, или даже еще глубже – на уровне бессознательного, финно-угры не считают Россию своей страной. Боюсь, что дело обстоит еще хуже. Думаю, что большая часть народов России, малых и немалых, также не считают ее своей страной. Россия – государство русских в их понимании. Это необычайно печальный факт, который нейтрализует огромный потенциал гражданской энергии, необходимый сейчас России как моряку попутный ветер, а пахарю – хорошая погода. При раскладе, который существует сейчас, на русский этнос ложится огромная задача обеспечения функционирования государственности на территориях проживания других народов. А это означает, в конечном счете, большие финансовые издержки, перенаправление финансовых потоков от «русских» областей в национальные территориальные образования. Особенно заметно это на примере республик Кавказа, население которых, очень четко этнически идентифицированное, считает Центр, а фактически русский этнос, обязанным обеспечить функционирование на должном уровне всей социальной инфраструктуры территории и более того, производственных, а в некоторых случаях административно-властных структур. При этом собственная ответственность местных этносов понимается как нулевая, что объясняется пониманием жизни в РФ как жизни в государстве русских.

Мои дорогие, не стоит идти по кавказскому пути! Это наше государство, потому что это наша земля. Наши предки жили здесь не одну тысячу лет, и не одну тысячу лет здесь будут жить наши потомки. Во всяком случае, так будет, если мы этого хотим. Если это государство наше, то мы должны нести ответственность за состояние территорий, на которых живем. За людей, которым мы доверяем управление, за экологию и за себя. Причем за себя – в первую очередь.

Основной моей претензией к Конгрессу является то, что он, вместо того, чтобы сплотить родственные по ментальности этносы в попытке решить аналогичные, следовательно, проблемы, сплотил всех в требовании, причем к несуществующему институту, некой мифической силе, решить эти проблемы за них.

Такой мифической силы, такого централизованного общественного института, который мог бы разом решить социальные проблемы столь запущенные, как у финно-угров, нет, никогда не было и тем более никогда не будет. Во всяком случае, «жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе».

Конгресс обошел молчанием, по большому счету, больно резанувшую всю Финно-Угрию потерю коми-пермяками своей федеративной субъектности, двусмысленную ситуацию с латиницей для карельского языка, воспринимаемые большинством финно-угров как наступление некой, опять же мифической и враждебной силы на территорию и культуру народов сообщества. «Пермяки первые, мы будем следующие», – об этом говорили в кулуарах и совсем тихо. Немного трагично было на секциях. Ничего – на пленарном. Между тем недосказанность усиливает напряжение. Отсутствие знания, как действовать в той или иной ситуации рождает страх.

Специфические проблемы финно-угров

Мне всегда казалось странным, что люди, зная, как опасно употреблять любые наркотики, все же это делают. Я никогда не могла понять, сознательно ли они вредят своему здоровью, или они жертвы собственного недомыслия. Теперь, когда проблема наркомании стала настолько острой, что информация льется и льется, многое становится ясно.

Существует мнение психологов и сценарных психоаналитиков, что алкоголизм – это медленный суицид. Суицид же – это агрессия, направленная внутрь себя. Есть народы, направляющие агрессию, которую рождают у них безработица и бесперспективность, наружу. Финно-угры, обладающие высочайшим культурным барьером на выплеск агрессии, направляют ее вовнутрь. Они убивают себя. Иногда медленно, через алкоголизм, иногда быстро. Это, на мой взгляд, тоже надо было обсуждать на конгрессе.

Боюсь, что эта проблема сейчас гораздо важнее проблемы сохранения языка. На повестке дня она стоит первой. Какое может быть языковое развитие, если «молодые носители» языка лишены желания жить, или не знают, как жить дальше и панически боятся завтрашнего дня? Они не хотят жить сами, не заводят семью, не рожают детей, а если это с ними все же случайно происходит, то оказывается, что им не о чем говорить с детьми. Оттого и словарный запас молодого финно-угра порой состоит из пятисот слов. Триста русских и двести угро-финских.

 О безработице

Самозанятость. Этот экономический термин сейчас чрезвычайно актуален. Он означает, что государство, большое и неповоротливое, не всегда видит, а если и видит, то не всегда способно, быстро отреагировав на изменившиеся экономические условия, найти работу своему населению.

Считается, что отдельный человек, свободный предприниматель всегда умней, изворотливей, пронырливей, смелей государства и чиновников в его лице. Он всегда способен придумать, как прокормить себя и свою семью, если ему не мешать.

Думаю, что способны не все. Во всяком случае, когда вижу, как представители кавказских народностей скупают картошку по бутылке водки за мешок, так не думаю вовсе. Я испытываю острое чувство вины, когда проезжаю мимо детей (иногда совсем маленьких, шести-семи лет) и молодых женщин, торгующих ягодами и грибами на темной осенней трассе. Это какая же должна быть нужда, чтобы мать отправляла своего ребенка холодной осенней ночью из теплого дома на большую дорогу? В наше-то страшное время?

Социалистическая система производства в России закончилась. Капитализм наш очень молодой и очень дикий. Он озабочен производством продукции. Будь это нефть или хлеб. А кто производит их и как живет производящий – не входит в его область внимания. Если не хватает рабочих той или иной специализации – надо набрать их там, где они есть, и привезти туда, где они нужны. А что с ними будет дальше и что будет с теми, кто уже живет на данной территории, но не имеет необходимой специализации – не интересует капиталистов.

Государство в лице социальных министерств отвечает за пенсионеров, инвалидов, за детей. За здоровых и работоспособных не отвечает никто. За то, чтобы у человека была работа, никто, кроме этого человека, не отвечает. Это может быть неправильно, может быть печально, потому что не всегда и не на всей территории можно делать бизнес, не везде есть дороги и связь, не всем хватает образования. Это может страшно, но это так. И тут единственно возможным решением является коллективная взаимопомощь – интеллектуальная, финансовая, производственная.

Думаю, что это тоже надо было обсуждать. Вполне возможно, что пути решения в некоем по-новому пересмотренном старом. Например, в некоторых финно-угорских регионах есть возможности для абсолютно экологически чистого овощеводства. Где-то это оленеводство и замшепроизводство, но тоже на новом уровне, а в целом, я уверена, что решения уже есть. У предпринимателей, ученых-экономистов, но мало кто знает о них, потому что их особо не спрашивают.

О разобщенности

У нас все есть. У нас есть бизнесмены, есть управленцы, есть ученые высочайшего уровня, есть писатели, журналисты, артисты, врачи, художники, учителя, музыканты, крестьяне, лесорубы, нефтяники, банкиры, инженеры. Кто скажет, что это инфантильные и безнадежные люди, стесняющиеся помочь своему народу? Тогда откуда эти девочки с ведрами на трассе, а иногда уже и без ведер? У нас нет того, что ушлые американцы назвали социальным капиталом, четко высчитав, что именно он дает богатство стране.

Когда выяснилось, что одни и те же социальные институты в разных обществах работают по-разному, или не работают вовсе, обуславливая рост или отсутствие экономического развития, то пришлось признать, что степень доверия людей друг к другу, зависящая от степени порядочности по отношению к людям, прямо влияет на жизнь общества, экономическую и социальную. Американские социологи назвали комплекс негласных правил поведения социальным капиталом. Сосед должен помочь соседу, сильный -слабому, а элита – народу. Причем тот, кому помогают, не должен завидовать помогающему. Хотя я прекрасно понимаю, как это сложно.

Отсутствие капитала такого рода было бы не так плохо, если бы в нас хотя бы не присутствовали его антиподы – зависть и повышенное чувство конкуренции друг с другом. Кому угодно мы можем простить успех, но только не своему соплеменнику. Чем меньше ресурсов, тем выше конкуренция за них. Финно-угорские культуры сформировались на скудных ресурсах, что сделало зависть национальной чертой.

Конкуренция между товаропроизводителями – это полезно для населения. Конкуренция между политиками – тоже полезно, а вот когда все конкурируют со всеми – это становится опасно. Вполне возможно, что именно такое поведение позволяло выжить на тех скудных ресурсах, которые были определены историей, но ведь сейчас именно эти черты усугубляют и без того тяжелое положение финно-угров.

Когда мы говорим об адаптации к новым историческим условиям, мы прежде всего должны иметь в виду адаптацию культурную, адаптацию жизненных целей и смыслов, понятий «хорошо» и «плохо». Выживают те народы, которые способны поменять свои жизненные принципы. Очевидно, что настал тот момент, когда финно-уграм придется избавиться от зависти, и, что мне кажется невероятным, начать поддерживать друг друга не только в тяжелые, но и в обычные минуты жизни.

О понижении чувства опасности

Это тоже унаследованная от исторического прошлого национальная угро-финская черта. Думаю, что без нее невозможны были бы столь широкое территориальное расселение, занятия охотой, мореходством и рыболовством, свойственные финно-уграм. Но сейчас, как и конкуренция, эта черта играет с нами злую шутку. Мы не распознаем социальные опасности. «Обойдется, прорвемся, выживем, догоним, образуется» – вот слова, с помощью которых чаще всего мы прогнозируем нашу жизнь.

Одновременно с пониженным чувством опасности, или слишком уж большой верой в собственную удачу, существует определенная виктимность, то есть готовность быть жертвой, раз уж удача подведет. Ее тоже стоит преодолевать. Не раз я встречалась с мнением, что уже все предопределено, что наши народы – рано или поздно сойдут на нет, растворятся в некой большой мировой культуре. И уже не важно, когда это произойдет. Но покажите мне человека, который обрадуется тому, что наконец-то исчезли и угро-финские языки и сами финно-угры!

Пора иметь мужество перестать верить в то, что придет какой-либо великий руководитель и разом избавит финно-угров от всех проблем. Каждый сам, в своей семье решает проблему сохранения языка. Каждый сам, покупая книгу или билет в театр, на выставку, концерт, решает проблему сохранения культуры. Каждая семья сама решает демографическую проблему. И уж точно каждый сам способен усугубить алкоголизацию.

О боязни обвинений в национализме

Этот страх уже тоже стал национальной чертой, и это неудивительно. При малой численности народа репрессии касаются всех. Уцелевших не бывает. Негативный опыт осмысливается быстро.

Думаю, что настало время его переосмыслить. Ситуация изменилась. Дела обстоят гораздо хуже, чем думают даже самые подозрительные из аналитиков самых пессимистически настроенных спецслужб. Какой тут, к черту, национализм. Забудьте это слово.

Исторические и экономические условия не позволили финно-угорским народам оформиться в полноценные нации. Причем, не только финно-угорским, а едва ли не большинству всех народов России. К настоящему моменту обнаружилась негативная сторона этого состояния – низкий и неспособный к росту уровень массовой социальной ответственности. Практически на территории России нет территориально закрепленных групп населения, сплоченных культурно-нравственными символами и идеологическими системами, способными взять на себя экономическую и политическую ответственность за территорию.

Населением такого типа, в силу отсутствия у него институтов самоорганизации, можно управлять только жесткими тоталитарными методами, которые на определенном этапе становятся экономически неэффективными в силу своей чрезвычайной дороговизны. При сбоях в системе территория способна дойти до полной потери управляемости.

Национализм – наиболее легкая для распространения и усвоения современная идеология, позволяющая быстро достичь консолидации лучших сил данного населения применительно к данной территории. Однако в России с национализмом так долго и сильно боролись, начиная с 30-х годов прошлого века, что не просто перегнули палку, а сформировали некую новую разновидность болезненного отношения к собственной этничности. Подобно тому, что длительное медикаментозное лечение инфекции способно вызвать дисбактериоз – тоже смертельное заболевание. Произошел дисбактериоз национальной политики. Тщательное уничтожение, а в позднее время – моральный прессинг всех представителей элиты, кто проявлял хоть какие-нибудь признаки любви к своему народу, тем более был замечен в попытках осмысления будущего своего этноса, породило особый тип регионального и не только, политического класса. Он не способен не то что защищать, а осознавать какие-либо интересы, кроме своих собственных и своего небольшого ближнего круга, будь то семья, род, круг близких друзей.

Поскольку социум все же тяготеет к консолидации, вместо национализма мы получили еще более легко складывающуюся форму региональной социальной организации – трайбализм. От английского tribe – племя и tribal – племенной.

Более всего это заметно на Кавказе, где племена имеют ярко выраженный родовой характер. Но и российская Финно-Угрия и многие русские области не избежали этой участи. Племена финно-угров модернизированы по сравнению с классическими формами, они не регламентируются строго кровными родовыми признаками и складываются по земляческому, приятельскому, частично профессиональному признаку, реже родственному, но всегда – в клан, племя.

Отличительной особенностью и главным недостатком трайбализма по отношению к национализму является узость рамок племен, наследственный характер членства и, самое главное, узость области социальной ответственности. У нас нет лидеров, способных принять ответственность и нет населения, способного ее доверять. За территорию и все население данной территории. И нет населения, способного доверить её единому лидеру. Практически невозможно сделать карьеру вне племенного членства.

Так что ситуация тяжелая. Тут уже не до разборок, не до подсчетов этнических составляющих крови, не до выуживания словечек и передергивания понятий. Да и чего там искать, передергивая: теперь национализма нет, как черной кошки в темной комнате.

В завершение своих рассуждений хотела бы сказать, что не все так плохо, то есть все не так плохо, как могло бы быть. Все-таки кое-какой социальный капитал мы все же приберегли. Мы толерантны, терпеливы, законопослушны, воруем меньше, чем в среднем по России. Способны рассчитывать только на себя и сражаться с судьбой в одиночку. У нас есть вкус к жизни, у нас много красивых женщин и талантливых подростков. И в деревнях наших еще не все мужики спились, еще играются свадьбы и рождаются дети. Осталось полюбить себя такими, какие мы есть, отбросив комплекс финно-угорской неполноценности с суицидом в финале.

Нас спасет наша любовь, любовь к себе. Да, очень нуждаемся в этой любви. Страна нуждается в нас. Если мы часть России, то мы – часть ее величия. Значит, величие России зависит от нас.

Cправка:

Юлия Юшкова-Борисова родилась в Сыктывкаре, училась а Москве, жила и работала в Сыктывкаре, последние пять лет живет в Нижнем  Новгороде. Окончила Третье Московское областное музыкальное училище, ГИТИС им. Луначарского, аспирантуру Академии государственной службы при Президенте РФ. Кандидат философских наук. Режиссер театра, телевидения, философ, социальный аналитик. В настоящее время – научный руководитель экспертного центра «Мера» (Нижний Новгород), руководила рядом исследовательских и консалтинговых проектов. Печаталась в журналах «Дружба народов», «Политические исследования», «Войвыв кодзув» («Северная звезда», г.Сыктывкар), «Вестник Марий Эл».