Нина Серебрякова: "Людям нужно оставлять надежду"

Возглавляемая Ниной Серебряковой студия «Этнос» в Санкт-Петербурге создает документальные ленты об исчезающих народах Ленинградской области и Северо-Запада страны: вепсах, води, карелах и других. Этим ее интерес не ограничивается. Сама Серебрякова следит за тем, что происходит в других регионах, что волнует профессионалов и любителей, снимающих документальные и игровые ленты о своих народах. Во время проведения Недели культуры и искусств документалист посетила Югру, и рассказала нашему корреспонденту, чем так интересны фильмы о малочисленных народах и почему их надо снимать.

- Когда тема малых народов  стала Вам так близка?

— Фильмы, которые снимаются по малочисленным народам, получили развитие во время Перестройки. Первым сняли фильм «Водь. Уходящая культура», потом «Водь. Мало но мы есть». Теперь у народа появился свой сайт, им стали помогать. Одна образованная русская женщина даже сказала, что теперь водью быть модно.

Кинематограф очень задолжал этой теме. Фильмов не было не только о малочисленных народах, но и о больших народностях, например, о татарах, дагестанцах. Когда меня пригласили в киностудию «Этнос», я поняла, что наконец-то смогу поднять эту тему. Во-первых по названию, во-вторых, потому что по первому образованию я — историк. Нас финансировали из бюджета, правда иногда деньги заканчивались, и мы не знали, что вообще кушать (смеётся). Все, что было со страной, было и с нами.

- Что самое главное для Вас показать в фильме? Проблемы народов?

— В каждом народе есть своя особенность. Тут самое главное понять его суть, его смысл, его возможности. Понимаете, я русский человек, и это имеет смысл. Я сегодня спросила, снимают ли здесь фильм о ханты? Мне ответили: есть попытки. По моему мнению, это очень важно: я — русский человек, я смотрю со стороны, я вижу, что перспектива у ханты «неважнецкая». Это этически тонкая нить, которая может иметь разную транскрипцию.

- Много ли оптимизма в Ваших картинах?

— Я считаю, что как бы худо ни были дела, людям нужно оставлять надежду. Не надо лгать, что все будет прекрасно. Но фильмы разные, и разные судьбы у народов. Финны, которые пришли в Ленинградскую область в начале 17-го века, были гонимы всегда. Они живут благодаря вере, но это иная вера, она более свободная, более дружественная. Например, во время воскресной службы дети поют гимны, трапезничают, нет давящего ощущения, как в наших храмах. Поначалу все церкви были разрушены, но когда началась Перестройка, финны в неё поверили. Начали возрождаться храмы. Был даже такой истовый человек, который поехал Финляндию, собрал деньги, написал гимн. Такой сюжет библейский: возводили храмы, открыли приюты для старых людей, открыли воскресные школы. В конце девяностых президент Финляндии пригласил их на историческую родину. Они «ломанулись» все обратно. Казалось бы, хороший конец истории. Но любопытства ради я поехала в Финляндию года через четыре узнать, нашли ли они родину — не нашли. Они сказали, что там хорошо, но они ностальгируют по России. Да и их считают там русскими, относятся к ним иначе.

- Вы снимали картины о совсем редких народах, которых очень мало осталось, тяжело ли было восстанавливать их историю, узнавать о культуре, находить материалы для съемок?

– С материалами, конечно, было тяжело, но есть учёные, которые занимаются их историей, есть два института, а у них — колоссальные фонды.  Их начали собирать ещё при Николае II. Я сама ездила в старообрядческую деревню к совсем пожилой старушке, которая подарила мне книгу с молитвами. Она сама же на днях собиралась пойти на крестины, но это нельзя было снимать. Но ведь если бы мы не сняли, то это никто никогда бы не увидел. Я ее убедила, объяснила, как это важно.

Когда русские снимают фильмы, они должны все понять изнутри, иначе в фильме звучат снисходительные интонации. В Салехарде я увидела фильм про ненцев, но он меня взбесил. У ненцев есть традиция: пробивать шею оленя, потому что кровь лечебная, после чего они «залепляют» шею, и он продолжает спокойно жить. Но в фильме они так изгалялись над этим. Я разнесла картину, потому что сидела в жюри. Но на этом же фестивале в Салехарде я встретила замечательного человека! Он миллионер, у него есть свое оленье стадо, и он сам начал снимать. Этот мужчина подошел ко мне и попросил посмотреть его фильмы. Они оказались очень профессиональными. Например, фильм про оленей. Олень — это дивное животное, дает человеку мясо и шкуру. И фильм снят замечательно, смотришь на оленя и прям умиляешься.

– Расскажите, почему Вы заинтересовались культурой народов Югры?

– История моего 39-минутного документального фильма «Звезда утренней зари» Еремея Айпина. Ханты»  начиналась так: как-то мне в руки попала «Литературная газета», посвящённая ханты. В ней были публикации француженки Евы Тулуз, которая занималась хантыйской литературой. После того, как она открыла для себя и перевела произведения Еремея Айпина, его стали читать во всей Франции. Он был одним из самых читаемых писателей в этой стране. Мне показалось странным, что во Франции знают Еремея Айпина, а в России нет. Прочитав роман «Ханты, или Звезда утренней зари» на одном дыхании, я поняла, что буду это снимать. Естественно я сразу начала думать над названием и искать Айпина. Я позвонила всем своим знакомым, долго не могла его найти, как вдруг раздается звонок: «Здравствуйте, Нина Олеговна, это Еремей Айпин, вы меня искали?». Такое только в фильмах бывает. Мы с ним договорились о съемках картины по его роману. К тому моменту я уже придумала название.

И вот, мы приехали снимать. Снималось, если честно, все в суматохе, сплошной экстрим. Такие морозы были, ужас.  Если бы кто-то снимал сам съемочный процесс, мы бы точно получили «Оскар».

Был очень забавный случай во время съёмок. В нашем фильме участвовала дальняя родственница Еремея Айпина Люба. Когда я её встретила в городе, передо мной предстала современная дама в красивой модной шубе, шляпе. А когда мы приехали на стойбище, я её не узнала. Она превратилась в настоящую хантыйскую женщину, которая умеет обращаться с оленями, знает родной язык, традиции. Тогда я сделала для себя интересный вывод: ту культуру, которая существовала несколько десятков лет назад, восстановить невозможно. И нужно ли это делать? На стойбище внедрены все современные технологии, мобильные телефоны, планшеты, телевизоры. Это уже не то стойбище, в котором зарождались традиции. Время движется дальше, и мы привыкаем к новым условиям и возможностям. Нельзя сохранить архаичную культуру в условиях современной жизни. Но сохранить её надо, потому что на этом фундаменте строился и формировался народ. Поэтому я поняла, что традиционная культура останется в музее. Она будет частично сохраняться среди коренного населения, но в модернизированном виде, что естественно, потому что на дворе двадцать первый век.

- В Югре малым народам уделяется особое внимание, Вы работали и в других регионах и с другими народами, подобная ситуация существует по всей стране? Считаете ли Вы, что малые народы обделены поддержкой власти?

— Я не поклонница пафоса, но могу сказать, что только в Югре есть группа заинтересованных в сохранении национального самосознания людей. Орган, который существует при думе, – это Ассоциация коренных, малочисленных народов. Это очень важно, чтобы народ осознавал, что его кто-то слышит. Они сами будут сохранять свою культуру, если не будет какого-то «насильственного» вторжения в их жизнь.

Насколько я знаю, в Ленинградской области в последнее время народам стали уделять больше внимания, чем раньше. Они создали комитет по национальной политике и очень поддерживают эти народы.  Насчет других регионов я не могу сказать такого.

Добавим, что 5 декабря в Ханты-Мансийске был презентован документальный фильм Нины Серебряковой «Звезда утренней зари» Еремея Айпина. Ханты» о сохранении народом ханты своих культурных истоков. Эта картина будет показана на фестивале «Дух огня» в рамках этнопрограммы в 2016 году.

UGRANOW.RU