17.08.2020 09:42
Творчество Александра Романова высоко оценивают зарубежные эксперты. Его фотография «Маленький Варг» является визиткой Российского географического общества.
В багаже фотолюбителя участие больше чем в 70 международных конкурсах и около 30 побед, о которых в родном городе Александр особо не распространяется. «А зачем это мне?» — искренне недоумевает. Говорит, амбиций у него нет. Есть азарт!
О жажде приключений
По образованию он геолог, горный инженер. Работает на Ямале с 1995 года. Начинал в «Севергазгеофизике» в Новом Уренгое, а затем перешёл в компанию «Газпром добыча Ямбург». Был оператором, ведущим геологом. Сейчас трудится мастером по исследованию газовых скважин в Тазовском районе. Каждый день наматывает по тундре от 100 до 200 километров, чтобы провести газогидродинамические и глубинные исследования. Дело своё любит. Признаётся, что в начале 2000-х, когда была неразбериха с зарплатами, на всякий случай получил диплом экономиста-менеджера. Но «модная» специальность не пригодилась. И он этому рад…
— Александр, вы ехали на Север за карьерой или за романтикой?
— За романтикой! И Север меня в этом смысле не подвёл. Первое моё знакомство с ним во время производственной практики было весьма суровым. В 1991 году я попал в Саранпауль в сейсморазведку. Работали в тайге, которая была поделена на квадраты с помощью зарубок на деревьях. По ним мы проходили в день от 10 до 15 километров. Тогда я впервые узнал, что такое таёжные комары и мошка. Настоящие звери! Выйдешь к ним без накомарника, просто съедят. Мне никогда не забыть, как я заблудился в тайге. На пересечении зарубок случайно свернул не туда. У меня было с собой ружьё и собака начальника партии. Я специально отправился подстрелить дичь на ужин, пока наши завершали работу. Шёл себе, шёл и понял, что заплутал. Кручусь, а обратно выйти не могу. Залез на кедр, глянул по сторонам: всюду зелёное море тайги. Пока осматривался, собака от меня сбежала. Я совсем скис. Сел. В голову начали лезть мысли о лешем. Не о медведе, заметьте! В конце концов взял себя в руки, отыскал свой след, нашёл место, куда мы подъехали на вездеходе ГАЗ-71, по-простому — «ГАЗушке». Он за собой оставляет впечатляющий след, его и ночью видно. Я и пошёл по этому следу в наш лагерь. А там, понятное дело, уже панику подняли. Но вертолёт сразу вызвать не могли. Это дорогое удовольствие, год надо будет отработать в партии. Был ли я напуган? Конечно, и довольно сильно. Но в лагере за меня ещё больше испугались. В итоге уже ночью вышел к своим…
И ещё был один запоминающийся случай. Мы собирались ехать домой. Вызвали вертолёт. А погода стояла нелётная: низкая облачность, дождь. Четыре дня ждали, когда за нами прилетят. Не дождались. Решили добираться до посёлка на «ГАЗушке» по зимнику (по нему летом только на вездеходе и можно проехать). Но километров через 30–40 наш транспорт встал из-за какой-то поломки. А до посёлка ещё примерно столько же, и впереди две речки. Делать нечего, пошли на трассу в надежде, что кто-нибудь по ней поедет. Промокли под дождём до нитки. И когда услышали рычание ГТ-Т, страшно обрадовались. Это же вездеход с танковым двигателем! Он гораздо мощнее, чем наш «ГАЗ». В общем, утрамбовались в него под самую крышу. Мощный ГТ-Т едва держался, но всё же справился с речным течением. А вот «ГАЗушку» нашу, думаю, унесло бы. Словом, экстремальная практика была!
— После этого не задавали себе вопрос: куда я голову сую? Может, ну её к лешему, такую профессию?
— Если бы вы хоть раз испытали такое… Этим невозможно не заразиться, мне кажется. Такой адреналин! Потом ещё больше хочется приключений. У меня в дальнейшем было немало подобных ситуаций.
Красота за порогом
— Говорят, Север завладевает душой человека и потом уже не отпускает никогда. Почему? Там ведь холодно, экстремальные условия. Не зря же северные надбавки платят…
— Кому не идёт Север, те сразу отсеиваются. К нам приезжают студенты из Москвы, Санкт-Петербурга. Поработают какое-то время и, сделав вывод, что такие же деньги могут заработать у себя дома, уносят ноги. Зачем тут мёрзнуть, комаров кормить? А меня привлекает великолепие северной природы. На Ямале невероятно красивое небо. Тундра, особенно осенью, просто завораживает. Там такие краски! Это надо видеть. А некоторые ведь, приезжая на вахту, даже из модуля не выходят. Днями и ночами там сидят. Покажешь им фотографии, они удивляются: «А это где?» Да вот, у вас за порогом… А ещё, знаете, раньше люди другими были: добрыми, отзывчивыми, готовыми прийти на помощь в трудную минуту. Всё изменилось, когда мы начали строить капитализм. Сейчас вахтовики едут на Север исключительно за деньгами. В наши дни таких романтиков, как я, наверное, можно по пальцам пересчитать. Я на Север всегда с удовольствием езжу. У нас, верите ли, под окнами утки гнездятся, утят выводят. Зайцы в гости прибегают. Мы их морковкой угощаем. Куропатки по нашей территории, как городские голуби, без страха ходят. Песцы заглядывают, олени. Мы их не обижаем, они нас и не боятся.
— Всех морковкой не прокормите. Под воздействием промышленного освоения территорий сокращаются популяции полярных животных, меняется среда их обитания, климат…
— Раньше действительно экологии не уделялось особого внимания. Столько мусора было! На обочинах дороги валялись бутылки, пластиковые упаковки, бумага. Сейчас на месторождениях чистота. За этим строго следят. Я ездил с комиссией экологов на приём разведочной скважины на этапе её ликвидации. На месте скважины уже стояла тумба метр на метр. А площадка возле неё была засажена травой. Туда с зимы технику пригоняли, чтобы выровнять территорию и подготовить её для последующего облагораживания. Ну а если глобально, то, конечно, и зверь уходит, и морошки стало мало… Так ведь похожие процессы идут везде. К счастью, едва человек прекращает свою трудовую деятельность, уходит с места, природа тут же начинает восстанавливаться, и довольно быстро. Даже мощные следы от «ГАЗушки» затягиваются в течение двух лет.
— А как обстоят дела с запасами газа?
— Это конфиденциальная информация. Надолго ли нам его хватит? Когда-нибудь всё закончится… Мы до сих пор живём за счёт сделанного во времена Советского Союза. Если бы не СССР, нам такого крупного месторождения не построить бы. Да, сейчас все грамотные, все — специалисты, но такого энтузиазма, как у советского народа, нет. Раньше главным было — выполнить поставленную задачу, а сегодня главное то, каким образом ты это сделаешь. На всё есть инструкции. Но так теперь в любой отрасли.
Дед Мороз на вездеходе
— Как складываются отношения газовиков с коренными жителями Севера?
— Тундровики, насколько я знаю, не в обиде на нас. В советское время им помогали с бензином. Бесплатно обеспечивали топливом. Сколько надо, доставят на вертолёте. А вертушки тогда летали чуть ли не каждый день. Сейчас нефтяные и газовые организации помогают северянам другим образом. Допустим, если кто-то из местных заболел, его привезут к нам на месторождение, где есть оборудованные всем необходимым больница и поликлиника. Наша столовая всегда открыта для коренных северян. Есть гостиница, где они могут остановиться.
Конечно, цивилизация наступает и приносит проблемы в традиционный уклад жизни северных народов. Смотрите, муксуна уже внесли в Красную книгу, теперь даже ненцам и хантам его вылавливать нельзя. А ведь это один из основных продуктов их питания. Опять же кругом газопроводы, а местным надо оленей пасти. Животные не могут через эти газопроводы перескакивать. У тундровиков весь достаток заключается в оленях. Это и мясо, и одежда, и дом. Семьи-то многодетные, по 7–8 детей, и все хотят кушать. К слову, новое поколение уже не довольствуется рационом своих предков: мясом и рыбой. Детям хочется колы, чипсов, фруктов, они просят у родителей современные радиоуправляемые игрушки, телефоны, планшеты. Так же, как и все, «залипают» в гаджетах, ведут свои страницы в соцсетях, активно инстаграмят. Да и взрослые не отстают. Раньше они запрягали оленей и ехали за 30 километров до соседнего чума, чтобы просто пообщаться с друзьями и родственниками. А сейчас зачем? Кнопку нажал на телефоне: «Привет? Как дела?» По моим наблюдениям, оленей теперь запрягают только летом, зимой пользуются снегоходами. Люди быстро привыкают к цивилизации. Я почему и снимаю жизнь тундровиков, потому что традиционный её уклад уходит.
— Вы дружите с местными?
— За годы работы, конечно, сдружился со многими. Когда я ещё геологом работал, ездил на разведочные скважины, заезжал к местным купить мяса. А им то дрова привезу, то продукты, то кого-нибудь в больницу доставлю. Я же на вездеходе. Мне нетрудно. Да и как можно мимо людей проехать? Чум в тундре, как ориентир. Остановился, зашёл в гости, чаю попили, поговорили. У местных детей я вообще как Дед Мороз, потому что прихожу с подарками. Вот недавно Гран-при на фотоконкурсе «Самая красивая страна» получил, куплю на призовые деньги компьютер, привезу мальчику, который запечатлён на снимке-победителе. Мы с местными жителями постепенно узнавали друг друга, проникались уважением. Я стал фотографировать их жизнь в стойбищах. За несколько лет сформировались целые семейные альбомы.
— Северные люди раньше не очень-то любили, когда их фотографируют…
— Старшее поколение и сейчас не любит. Особенно женщины. А молодые, напротив, с удовольствием фотографируются. Они хотят запомнить себя в этом возрасте.
— Выходит, вы взяли в руки фотокамеру из интереса к образу жизни коренных северян?
— Нет. Меня заворожила красота ямальской природы. Хотелось заснять, сохранить мгновения, чтобы осталась память. Всё начиналось с цветов и букашек. Азы фотосъёмки познавал самостоятельно. Потом пришёл в тюменский фотоклуб. Там, общаясь с профессионалами, стал тоньше разбираться в деле.
О лишних вещах и приключениях
— У вас было стремление к успеху?
— На участие в конкурсах меня «зарядил» тюменский фотограф Владимир Коротаев. Когда я начал получать первые медальки, появился азарт. Захотелось идти вверх, ступенька за ступенькой. Мнение экспертов имеет большое значение. Ты начинаешь понимать свои возможности. Кроме того, увлечение фотографией рождает другие интересы. Вот, допустим, снимал я коллекции в археологическом музее-заповеднике и понял, насколько мне интересно узнавать о том, как люди жили до нас. Я пришёл к любопытному выводу: человечество от эпохи к эпохе обрастает вещами. Абсолютно лишними в жизни! Когда человек довольствуется малым, он, как ни странно, счастлив. Вот ненцы счастливые! Им немногое нужно. Для них главное — большая семья. А мы идём на поводу у своих сиюминутных желаний. Захотелось машину покруче, купил. Понравилась улучшенная модель телефона, взял. Ещё хочется новые брюки, рубашку, ботинки. А как часто ими будешь пользоваться? Насколько действительно в них нуждаешься? Ненцы возят с собой по тундре только то, что им необходимо. Они не обременены вещами и свободны в своих передвижениях.
— Эти мудрые мысли внесли какие-то коррективы в вашу жизнь?
— В какой-то мере. Но… Машина нужна? Нужна. Квартира нужна? Нужна… А вот двухэтажный особняк не нужен! Мне хочется путешествовать, узнавать мир. В излишествах я не нуждаюсь. Самое главное в жизни — это любовь и работа.
— Не возникало ли у вас шальной мысли полностью посвятить себя фотографии?
— Я свободен в своём увлечении, снимаю то, что хочу и когда хочу, не думая о куске хлеба. Да и работа у меня интересная…
— Что может быть такого интересного на месторождении, где всё строго регламентировано?
— Не скажите… У меня настоящая мужская работа, которая приносит мне удовлетворение. К тому же я очень люблю Север. И не всё время на месторождении нахожусь. Иногда хожу в гости к своим друзьям-ненцам. Расскажу один случай. В 2010 году как-то выпало мне и моему другу целых три выходных дня. И мы решили сходить на стойбище. По берегу Обской губы надо было прошагать 25–30 километров. Подумали: за день спокойно дойдём. А как раз шторм начинался. У нас были с собой гидрокостюмы, чтобы речки вброд переходить. Сентябрь, вода холодная. Две речки прошли. А третья — глубокая. Поняли, что вряд ли преодолеем. Но тут на наше счастье появились рыбаки на вездеходе. Довезли до стойбища. Кстати, не советовали там надолго оставаться. Хотели на обратном пути забрать нас. Но мы отказались. И зря. Буквально на глазах вода поднялась на 2–3 метра. В воскресенье мы выдвинулись обратно. Дошли до отшельника, который в балке живёт и рыбалкой занимается. Предложил он нам обычную резиновую лодку. Мы сдуру согласились. Ладно аппаратуру герметично упаковали. Прошли три волны, на четвёртой заскочили в лодку, а пятая как ударила, нас за борт и выкинуло. Ладно вещи в лодке остались. Выбрались, чуть-чуть обсохли, пошли поверху. А мужик этот спокойно на лодке прошёл волны и нас подобрал, перевёз на другую сторону реки. Но вскоре мы оказались в ловушке. Вторая речка тоже разлилась, и мы очутились на острове. Ночь уже. Мы мокрые. Палатку поставили. Холодина, сидим спина к спине и зубами клацаем. Удивительно, как дожили до утра. Первым делом нашли старые 200-литровые бочки, сети, смастерили из них плот. И только собирались отплывать, как прилетел спасательный вертолёт. Нас чуть с работы не уволили, но обошлось лишением премий. Спустя пять лет я отправил фото, сделанное во время того происшествия, на конкурс «Самая красивая страна». Снимок стал победителем!
— Награды и признание поднимают планку, а значит, и усиливают ответственность перед самим собой?
— Пф-ф… Я вообще об этом не думаю. Лишь испытываю азарт: выиграю или не выиграю? Если не выиграю, не переживаю. У меня нет амбиций. Просто хочется расти в фотографии.
— Как правило, в любом хобби человек ищет что-то для себя. Что вы ищете в фотографии?
— Меня красота вдохновляет! Я получаю кайф от творчества.
— Вы любите фотографировать ненецких детей…
— Потому что они открытые и естественные. Северные ребятишки не позируют. Они живут в кадре. И это здорово! Потом они вырастут, а мои снимки сохранят их детство. Правильно наш мастер Сергей Шаповал сказал, фотография — это памятник.
— Вопрос в том, насколько долго будут сохраняться эти «памятники». Раньше мы печатали фотографии, оформляли альбомы. Сегодня многие оставляют снимки в «цифре», сохраняют их в «облаке». Случись какая-нибудь техногенная катастрофа, которая похоронит интернет, и мы останемся без снимков…
— В том-то и дело! Поэтому лучшие фотографии обязательно надо печатать!
"Тюменские известия"
Автор:
Ирина Тарабаева